Кулинич Татьяна Ивановна
 В третий класс средней школы Татьяна пошла уже в станице Семикаракорской (ныне город Семикаракорск), куда переехали жить ее родители. Где — то в эти же годы попробовала рифмовать, а в восьмом классе, под влиянием творчества Пушкина, написала, как смогла, поэму, посвященную любимому актеру Андрею Миронову. Закончив среднюю и музыкальную школы, она стала студенткой режиссерского отделения Ростовского училища культуры. Второе образование, журналиста, получила в Ростовском государственном университете заочно, уже работая в районной газете. И поныне она работает в этой газете («Семикаракорские вести»), став одним из ее ведущих авторов и членом Союза журналистов России. Состоявшийся журналист, Татьяна Кулинич пишет на социальные, экономические, духовные темы, у нее есть свой читатель. Но особое место в ее творчестве заняли очерки о встречах со знаменитыми донскими писателями и поэтами Анатолием Калининым, Петром Лебеденко, Юрием Ремесником, Борисом Куликовым, Виталием Закруткиным, Валерием Латыниным, Валентином Запечновым. Уже много лет подряд она редактирует в своей газете «Литературную страницу», помогая тем, кто только пробует перо, встретиться с читателями. Журналистика и поэзия предполагают разное мироощущение и разные способы отражения жизни. И далеко не каждому газетчику, пишущему стихи, удается успешно сочетать работу в публицистике и увлечение поэзией. Как часто говорят, газета убивает поэтов. Но, нам кажется, что Татьяне, в определенной степени, удалось совместить поэтическое мироощущение с публицистическим. И в стихосложении она обрела свой стиль, свою манеру, свой голос. Она смогла сказать свое негромкое. Но неповторимое слово о малой родине, о любви, о материнстве. Есть среди ее стихотворений несколько таких, которые принято называть программными. Ненавязчиво, но вполне ясно, они отражают жизненную позицию автора. Моя хата с краю, На семи ветрах. До сих пор не знаю, Кто мне друг, кто враг. Сирый ли , беспечный В крайнюю стучит, Хоть не жду я встречи, Не гашу свечи. Светит моя свечка, Как маяк в ночи, Греет моя печка Всех, кто постучит. Эх, чужое горе – Ох, моя беда. На полынь за хатой Лягут холода. Будет злиться ветер, Будет дверь скрипеть. Надо мне для петель Масло подогреть. Знать по божьей воле Мне дано уметь Слушать обездоленных, Слушать – и терпеть.  Каждое ее стихотворение – это, как лучик солнца. В них - искорки душевной теплоты, любви, добра, сопереживания. Как в «Молитве матери», например: «Соль в глаза всем хвалящим, Соль в глаза всем смотрящим, Соль в глаза всем желающим посмотреть. От недоброго глаза Надо сплюнуть три раза, От смертельного глаза Надо чадо сберечь». Так стоит у иконы, Отбивая поклоны, Беспокойная мать. Сердце страхом клокочет; Ворог копья наточит, Над полями сражений Будет ворон летать… Так века пролетели. Спит дитя в колыбели, Мать как страж на часах. Нет икон на божницах, Но молитва творится, Потому что бессмертен Этот истинный страх… «Соль в глаза всем хвалящим. Соль в глаза всем смотрящим. Соль в глаза всем , желающим посмотреть. От недоброго глаза надо сплюнуть три раза, От смертельного глаза Надо чадо сберечь»  Подборку своих стихов и очерков Татьяна Кулинич подарила Константиновской районной библиотеке, музею Верхнепотаповской школы. Изданного сборника у нее нет — для этого в наше время нужны денежные средства. Печатается в своей газете, иногда — в областных «Наше время», «Молот». Читала свои стихи и на экране, приняв участие в передачах программы «Провинциальный салон» на «Дон — ТР», снявшись в документальном фильме «Виталий Закруткин». Ее всегда тепло принимала публика. Собиравшаяся в Семикаракорске ежегодно в августе при жизни известного советского писателя и поэта Бориса Куликова, на великолепные праздники поэзии, живописи и музыки. (Теперь этот традиционный праздник называется «Куликовская осень»). Татьяна Кулинич не забывает родных мест, часто бывает в Константиновске, держит связь с преподавателями литературы в школе родного хутора, выступала в 2007 году в литературной гостиной для старшеклассников этой школы. Это была трогательная встреча. Встреча с детством, встреча с Родиной. Родина — она одна. И каждый поэт, как Татьяна, хранит ее образ в своем сердце всю свою жизнь: «Схватились камнем берега Донца На них как осень вызреет шиповник. Полынная рассеется пыльца, Чтоб травам по весне себя восполнить. Вот образа ухваченная нить — Так родину задумала природа. Не дай ей Бог хоть что — изменить Под этим неспокойным небосводом...» . 2008г. Валентина ГРАФ, библиограф СтихиЗА ТОБОЮ ДУШУ УРОНЮ... За тобою душу уроню, Мальчик мой с шелковой головою, Пред тобою голову клоню, Говорю, что я тебя не стою. Ангел мой, спустившийся с небес, Мне ли было ждать оттуда знаков? Мне ли, позабывшей цену слез, Счастье было дадено заплакать? И, не споря, прошлое ушло, Без прощаний сердце отпустило. Но скупое жизни ремесло Как встречать любовь – не научило... За тобою душу уроню... Что слова! От них все меньше проку... Помолюсь священному огню, Молча соберусь опять в дорогу. ПРО МЕНЯ У меня никакой беды, кроме горя. У меня никакой воды, кроме моря. У меня никаких потерь, кроме вечных, Никаких у меня ветров. кроме встречных. У меня никаких хлопот, кроме срочных, Никаких у меня забот, кроме прочих У меня никаких преград, кроме сильных, Никаких у меня наград, кроме сына. ОБРАЗ РОДИНЫ Невяночки заглянули в глаза, Сиреневеет степь от их разлива. А в тучах притаилася гроза, Стекает в балки зной неторопливо. Строги, как образа, стоят холмы На горизонте длинной чередою, В низине, вдруг, пробившейся из тьмы, Блеснет родник, водою непитою. Схватились камнем берега Донца, На них, как осень, вызреет шиповник, Полынная рассеется пыльца, Чтоб травам по весне себя восполнить. Вот образа ухваченная нить - Так родину задумала природа. Не дай ей бог, хоть что – то изменить Под этим неспокойным небосводом. ПОДРАЖАНИЕ ПРИТЧЕ В послевоенной уходящей дали, Тому уж сорок пятый год пошел, У чернокосой, синеглазой Вали Не удалась счастливая любовь. Ушел любимый (может, нелюбимый), А может быть, ушла она сама. Но только счастье пролетело мимо... И стынут в сердце горькие слова. И в майский полдень (может, утро, вечер), В весенний мир вплетая голосок, Родился синеглазый человечек, - И покатился времени песок... Вот он: небесталанный, небеззвестный, Но слабый сердцем и душою слеп. В нем рядом с благородством, рядом с честью Людская подлость строит пыльный склеп. В нем доброта и чувство правды – святы, Но время правит эту правду в ложь. Он жизнь свою из тысячи проклятий Переживает, как под крышей дождь. Детьми от неудавшейся любви Напугано мое воображенье. Отчаянье, согретое в крови, Как обделенность, ищет утешенья. У времени есть прихоть такова: Течет песок, и клетки дней – на клетки. И знает вездесущая молва, Что повторенья судеб так нередки. И мне теперь уже нельзя не ведать, Отвагу с безысходностью смешав: Так близко от понятия «победа» Понятие «беда», что просто жаль. ДЕРЕВНЕ Мне все милей угрюмость деревень, Их к тишине прирученные хаты, Где провожая каждый божий день, Окраины ласкает взгляд заката. Со стариками толки заведешь, Расскажут те, как жали и косили... Иначе как деревню назовешь? – Извечной старой мудростью России. НА РОДИНЕ В этот вечер, затронувший душу – Как я здесь не бывала давно! – Тетка Тоня под старую грушу На столы подавала вино. В глушь, на родину, в пору Нас созвал поминальный обед. Я родню – то свою хуторскую Не видала, пожалуй, сто лет! Я пыталась обманывать память, Но не здесь, где краюхами хлеб, Но не здесь, где собою не занят, Где шагнешь за ворота – и степь. Завтра в путь, защемило у сердца Там – работа, и держишь ответ... Лишь успеть бы сейчас наглядеться На невянок сиреневый цвет. БЫЛ ОБЫЧАЙ Был обычай на святой Руси: В день священный (вот какой – не помню) За грехи прощения проси У отца и матери с поклоном. У сестер, у братьев, у жены – Поклонись им в пояс или в ноги. Вспомни, может от твоей вины Станут чуть короче их дороги. Может, ты вину не замечал, Может, ей не придавал значенья... Кто за то, чтоб каждый назначал День, когда попросит он прощенья? ДЕЛО К ОСЕНИ Мне твои признанья нелегки Ты твердишь, как будто обреченный, О любви до боли и тоски До седин, до вечности до черной. Я ль тебе надела этот крест, Я ль тебя повергла в эту муку По ночам бродить, не спать, не есть, Только смертью называть разлуку? Или дело к осени пошло, От нелегких мыслей зазнобило? Сытое домашнее тепло Все-таки не заменило. Или стала истина видней: Жить-то нам не бесконечно много, Чтобы тратить жар последних дней Не на тех, к кому вела дорога. ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ Осенней прелести цветы, с росой, с прохладою тумана. Цветут они без суеты, без хитрости и без обмана. Осенней прелести цветы, где вашей красоты истоки? Как крик, как всплеск, как зов мечты! ... А впереди – мороз жестокий. * * * Как ждали лета, боже мой! И вот – уже окно закрыто, и глубоко под сердцем скрыто желанье обрести покой. На то, как злится ветер грубый, смотрю сквозь мутное стекло. Все это с осенью пришло: тепло угасло; ты – не любишь. * * * Душе в безвременьи тоски, душе в бессрочности разлуки любые вымыслы легки. Легко, когда свободны руки! Когда тебя никто не ждет ( ну , может, где – то проклинает), душа с природой умирает, вообразив, что не умрет. * * * Еще зеленый цвет на троне И синь гнездится в небесах, И увяданья прах не тронул Виски в древесных волосах. Но взгляд уже с опаской ищет Костров осенние дымки И лодка, обнажая днище, Посторонилась от реки. А тот, кто летом был бродягой, Зарю встречал на берегу, Как провинившийся дворняга Играет верность очагу. Сентябрь, глашатай листопада, Не терпит осень прокричать. У времени своя отрада – Обид людей не замечать. ОСЕННИЙ ДЕНЕК Какой же денек! Кто помер вчера – пожалеет, Что рай не застал он на этой его стороне. Как тихо с утра, как осеннее солнышко греет! Как хочется просто сидеть и смотреть на него. И пить этот день, как чай без сластей и лимона, таким, какой есть он – в натуре, природе, судьбе. И быть благодарным до скрытого тихого стона, За то, что согласие небо дарует тебе. Какой же денек! «Кто помер вчера – пожалеет», - Так бабка моя говорила, хвала ей и честь. Сама померла незаметно в холодном апреле, Поди, для того, чтоб обиду с собой не унесть. КТО ВЕРИТ Еще не ведая тревоги, Не ощутив наощупь страх, Я знала зависть к тем, кто Бога Лелеет в преданных сердцах. Я их встречаю, яснолицых – (Кто перед кем, скажи, в долгу?) Так, как они, мне не молиться, Так, как они, я не смогу. На недоумков не похожи, На одурманенных ничуть! Лишь взгляд у них светлей и строже И в нем , как – будто, скрыта суть. Перекреститься можно тоже, Но палец назовя перстом. Мы положить креста не можем , Не можем осенить крестом. А каждый день несет потери, И с каждым днем понятней страх. И мнится: выживет, кто верит, И волен каяться в грехах. 1978 г. ПОСВЯЩЕНИЕ Пусть к «голубой мечте» уже дороги нет, Но не грусти, не плачь и не горюй, мой свет. Идут года, ну что ж, не остановишь их – Пусть будет в них тепло, и дом, и хлеб, и стих. Пусть будет место в них свершениям ума, А правит и творит – только Любовь сама! ЛЮДМИЛЕ С девчоночьим станом – тростинкой, Со светлым загадочным ликом, Идешь ты своею тропинкой, Не той, что вела Эвридику. Искусству плечо подставляешь, Достигнувши крепости камня, Работаешь , словно играешь И в роли сей нет тебе равных. А в мире гармония зреет, А в мире зима отживает. И кто – то из глупых Орфеев, Тебя не нашедши рыдает. К ЮБИЛЕЮ (посвящается Граф В.П., библиографу Константиновской районной библиотеки) Нам кажется, что здания молчат, Безмолвствуют тома на книжных полках. На самом деле все они кричат, Чтоб в нашу память врезаться осколком. А мы, глухие дети суеты, Бежим по клеткам дней порой без толку, Не замечая сущей красоты, О мелком тараторя без умолку. Но в доме, где история живет, Где точно все до буквы и детали, Свершая меж эпохами полет, Верстает картотеку «Персоналий». Та женщина с отважною душой, С профессией скромнейшей – библиограф, Но с чувством своей миссии большой – Родного края истинный биограф. И для нее молчащих зданий - нет, Безмолвных дат почти что не бывает! Ее трудом пролит ярчайший свет На то, что учит нас и согревает. Лишь одного не ведала, не знала Та женщина, презревшая покой, Что Время и ее уже вписало В Историю звенящею строкой. Н А Д Е Ж Д А Оставленный тобой цветок, Как зелья тайного глоток украла. Горе – не воровка. Сегодня плохо буду спать. Ведь чтобы красть – нужна сноровка. И сила, чтобы брать... Прости, я так живу неловко. * * * Усталый свет сырого дня – едва живой. Усталый след, все от меня – наверно твой. Моя печаль с тоской зимы – уже сестра И помнит срок, где были мы, как два костра. Усталый свет: обид и слов затихший бой. И только след, все за тобой – наверно мой. * * * Со дня и в день за руку переводишь, Былое с будущим стремясь соединить. Сижу, пишу – ты рядом, не отходишь. Все прокляну – ты заставляешь жить. Надежда. Не было б такой – На реках много жизней – ледостой. ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА Н. И. Медведеву «Картины я продал, как дьяволу душу», - Сказал – и замолк, как себя поминая. Но тут же вскочил, сам молчанье нарушив, - «Не страшно, напишутся, лучше, я знаю». То, что не вернешь, обозвал он наброском. И, не поминал уж дьявола всуе, Сказал, вырываясь из малого роста: «Умру, но осеннюю ночь, - нарисую! Так голые ветки протянутся строго, Меж ними - пространство, луной залитое...». ... И тут же щепоткою воздух потрогал, Как будто натуру на прочность испытывал. БАБЬЕ ЛЕТО Как этот вечер в Константиновске дышал теплом, Я шла как луч по паутиночке, душа вверх дном! Все было просто и возвышенно, душа права, Между каштанами и крышами - в храм Покрова ! О том, что я сама осенняя, забылось вдруг, И так хотелось вознесения, с тобой мой друг... Была к лицу погода чудная всему и всем, Уеду завтра, рейсом утренним. Не насовсем! |
Konstantinovsk.ru
Информационный портал
